НИР История деятельности первых Государственных Дум дореволюционной России: сравнительный анализ традиций правотворчества
§ 4. Согласительные комиссии
Особая судьба ждала те законодательные инициативы, которые возвращались Государственным советом в Думу или подлежали обсуждению согласительных комиссий (за время работы III Думы 94 проекта поступили в согласительные комиссии и 26 были возвращены в нижнюю палату[1] ). Согласно сведениям, собранным к 1911 г. Л. Немановым, все 45 законопроектов, подлежавших рассмотрению согласительных комиссий или же повторному обсуждению в Думе, в среднем задерживались в представительных учреждениях еще на год (минимальный срок равнялся 6 месяцам). К 1911 г. из 45 законопроектов 35 были обсуждены в двух палатах. В 32 случаях была принята редакция Государственного совета, в 3 – Думы. Причем «победа» нижней палаты чаще всего обеспечивалась вмешательством правительства. Так, при обсуждении законопроекта о продлении на два года штатов Министерства путей сообщения думская редакция была принята верхней палатой под личным давлением П.А. Столыпина и В.Н. Коковцова. Аналогичная ситуация имела место в связи с проектом попудного сбора с грузов в пользу городов. П.А. Столыпин дважды выступал на заседании согласительной комиссии, чтобы убедить членов Государственного совета снять свои возражения[2].
Неразрешимые противоречия в согласительных комиссиях чаще всего объяснялись тем, что их члены от Государственного совета были почти исключительно противниками обсуждавшегося законопроекта[3]. Стремясь провести закон хотя бы в редакции верхней палаты, депутаты были вынуждены почти во всем с ней соглашаться. 16 мая 1912 г. А.И. Гучков так определял результаты работы согласительной комиссии по законопроекту о реформе местного суда: «Мы не держимся того лозунга, что нужно взять все или от всего отказаться. Мы говорим: при настоящих политических условиях, при тех политических течениях, которые господствуют в верхней палате, при том настроении правительства, с которым нам приходится считаться, мы говорим: ничего лучшего, чем то, что вам предлагает согласительная комиссия, вы получить не можете, и не получите не только теперь, в мае 1912 г. Вы надолго осуждены иметь перед собой эти факторы, которые, конечно, враждебны тем господствующим течениям, которые мы представляем. И поэтому мы спокойно говорим стране: то, что мы даем вам, это не лучшее… из того, что мы хотим, но это лучшее из того, что при современных реальных условиях достижимо» [4].
Уступая Государственному совету, депутаты порой следовали желанию правительства достигнуть консенсус с членами верхней палаты. Так, по словам Н.П. Шубинского, «уступки в вопросе о местном суде сделаны только потому, что правительство искало фарватер, по которому оно могло бы провести в Государственном совете свой проект»[5].
При этом сама уступчивость депутатов Думы объяснялась не только слабостью их политической позиции, но и своеобразием законотворческого процесса в России [6]. Даже для одной фракции выработка консолидированной позиции требовала значительных усилий. Тем более это касалось неустойчивого думского большинства. Благодаря дополнительному фактору в виде мнения Государственного совета иногда от прежнего шаткого единства не оставалось и следа. Это с очевидностью сказалось в ходе политического кризиса в марте 1911 г. Многие октябристы, голосовавшие за национальные курии в земствах Западного края, сочувственно отнеслись к решению верхней палаты, отвергшей эту норму. «Я в восторге, - говорил Н.А. Хомяков. – Голосование Совета имеет большое политическое и моральное значение. А по существу уж и говорить нечего. Курии – бессмыслица». Схожим образом высказывался и М.А. Искрицкий: «Многие из нас примут это известие с большим удовлетворением. Мы голосовали за курии по нужде, желая во что бы то ни стало дать Северо-Западному краю земство. А в то время курии были непременным условием. Теперь, когда закон придет в Думу, я уверен, что очень многие из нас будут голосовать за редакцию Государственного совета». В подтверждении этих слов Н.Н. Опочинин, в недавнем прошлом сторонник национальных курий, заявлял: «Я буду голосовать за редакцию Государственного совета. Я с местными условиями не знаком. Раз большинство признает, что курии не нужны для охраны русских интересов, я не вижу оснований вводить их»[7]. Тогда, 7 марта 1911 г., среди октябристов царило воодушевление. Отставка Столыпина казалась им только желательной. «Роль П.А. Столыпина уже сыграна. Вперед он все равно Россию повести не смог бы. Ему нужно уйти, а этот уход и красив, и декоративен»[8].
В редких случаях в согласительных комиссиях верх брала Дума. Так, 12 июня 1914 г. большинством 16 голосов против 2 прошла поправка И.В. Годнева к проекту закона о государственной росписи, согласно которой министры не могли свободно распоряжаться остатками кредитов по сметам. Это решение вызвало чрезвычайное смущение как среди думских правых, так и в консервативных кругах верхней палаты[9].
[1] Обзор деятельности Государственной Думы третьего созыва. 1907-1912 гг. СПб., 1912. Ч. 1. Общие сведения. С. 172.
[3] Ковалевский М.М. Писанная и действующая конституции // Русские ведомости. 1 янв. 1910. № 1. С. 3.
[4] Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия V. СПб., 1912. Ч. 4. Стб. 1517.
[6] Ситуация осложнялась еще и тем, что материалы думских комиссий поступали в Государственный совет, а материалы нижней палаты обычно не доходили до депутатов (РГИА. Ф. 1162. Отдел личного состава и общих дел. Оп. 2. Д. 9. Л. 7-8.).
[8] Из кулуаров Государственной думы: Информационные листки «Осведомительного бюро» за 1911 г. // Нестор. № 7. Технология власти. СПб., 2005. С. 120.
[9] Донесения Л.К. Куманина… // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 25.