НИР Будущее демократии и тенденции развития парламентаризма

Будущее демократии и парламентских систем: взгляды зарубежных мыслителей

Проблема развития демократии, парламентаризма и институтов представительства всегда занимала особое место в проблемном поле как отечественной, так и зарубежной политической науки. На рубеже ХХ и ХХI веков интерес к данному сегменту политического знания начал «возрастать по экспоненте», что было связано со стремлением научного сообщества проанализировать исторические уроки уходящего столетия, а также с запросами западной цивилизации, которая долгое время культивировала этот тип политического режима. Эти запросы проистекали, прежде всего, из стремления к пониманию того, что ждет демократию в будущем, изменятся ли механизмы политического участия и представительства, будет ли парламентаризм играть столь важную роль в политическом процессе зарубежных стран после прихода нового тысячелетия.

Одна из самых популярных трактовок будущего политики в XXI веке принадлежит американскому политологу и журналисту Ф. Фукуяме, который известен прежде всего как автор концепции «конца истории». С точки зрения Фукуямы, новое тысячелетие будет характеризоваться отсутствием войн и международных конфликтов, распространением демократических режимов и формированием глобальной взаимозависимости. Стоит отметить, что идеи о «конце чего-либо» всегда занимали особое место в американской политической мысли: в частности, после Второй Мировой войны сформировалась концепция «кризиса и конца идеологий», сторонники которой утверждали, что все классические идеологии не оправдали себя, от них следует отказаться и пытаться строить мир деидеологизированной политики. К сожалению или к счастью, история неумолимо доказывает нам обратное: классические идеологии превратились в «нео-версии» самих себя, а конец истории откладывается на неопределенный период. Тем не менее, Фукуяма отмечает, что демократии придется столкнуться с определенными вызовами и встретиться лицом к лицу с конкретными врагами: азиатским авторитаризмом, национализмом, исламом и необольшевизмом. И для того, чтобы выйти победителем из этого противостояния, демократии необходимо будет консолидироваться на четырех уровнях. Во-первых, это консолидация идеологии, которая докажет, что демократия является наиболее эффективным политическим режимом и потому более других претендует на легитимность. Во-вторых, это реформирование политических институтов, которое должно включать в себя создание новых конституций, поддерживающих демократические системы, а также консолидацию демократических партий, которые, как считает американский политолог, в настоящее время «разбросаны» на политико-идеологической арене. В-третьих, это консолидация и ускоренное развитие структур гражданского общества, которые должны создаваться спонтанно и ни в коем случае не формироваться «сверху». И, наконец, в-четвертых, это консолидация культурных представлений, которые Фукуяма определяет как «арациональную этическую привычку». Именно четвертый уровень консолидации культуры является наиболее важным, так как он порождает в сознании людей стремление к участию в политике и оказанию влияния на процесс принятия политических решений. Фукуяма также задается вопросом о том, какие опасности могут вызревать и внутри демократической доктрины. По его мнению, рубеж веков характеризуется «смертью марксизма» и окончательным крушением левой идеологии. Но это отнюдь не дает положительного эффекта для демократии, так как при отсутствии левого полюса она может начать «дрейфовать» вправо, и мировая история знает примеры и последствия такого дрейфа, достаточно вспомнить так называемую консервативную волну на Западе, имевшую место в 1980-ые годы.

Еще один видный представитель американской политической мысли и журналистики наших дней, С. Хантингтон, которого традиционно относят к поздним представителям традиции политического реализма, также не оставил без внимания вопрос о будущем демократии, хотя его известность в мировом масштабе связана, прежде всего, с концепцией «столкновения цивилизаций». Как и Фукуяма, Хантингтон считает, что демократии в ХХI веке предстоит пройти стадию консолидации, которая должна последовательно сменить процесс экспансии демократических режимов. По его мнению, мир сейчас находится по власти третьей волны демократизации, которая началась в 1974 году, но у потенциала этой волны есть свои пределы. И если тенденция демократизации не «застынет» на определенной фазе своего развития, западная цивилизация станет жертвой контртенденции, сопряженной с антидемократическими трендами. Именно поэтому крайне важным Хантингтон считает укрепление существующих демократических институтов и отказ от крайних форм пропорционального представительства. Если Западу удастся избежать формирования контртенденции и консолидировать существующие демократические режимы, человечество получит шанс на реализацию основных прав и свобод, итогом которой станет так называемый демократический мир, сторонники которого считают, что демократии не воюют друг с другом.

Как мы видим, идеи Ф. Фукуямы и С. Хантингтона в целом могут быть сведены к общему знаменателю – консолидация демократии и создание новых политических институтов, которые сохраняли бы положительных опыт прошлого и могли бы адекватно реагировать на вызовы будущего. Такая точка зрения характерна для современных представителей англо-американской политической журналистики. Подобной точки зрения придерживается и обозреватель газеты «The Guardian» У. Хаттон, автор нашумевших работ «Письмена на стене» и «Мы и они». Хаттон, подобно Хантингтону, противопоставляет восточную и западную цивилизацию, считая, что основным оппонентом последней является Китай, претендующий на наличие якобы демократической политической системы. По мнению Хаттона, недостаток демократии приводит к экономическим проблемам и заводит социальные системы в тупики информационной революции (например, для доступа к сети Интернет в КНР гражданам необходимо получать разрешение в полиции).

Американский публицист Ф. Закария считает, что демократия в современном мире далеко не всегда либеральна, и многие заблуждаются, ставя знак тождества между понятиями «демократия» и «либерализм». Закария отмечает, что в некоторых странах, которые называют себя демократическими, на самом деле наблюдается формирование либеральных автократий. Более того, «распределение» демократии на мировой арене неэквивалентно: в западных странах демократия присутствует в избытке, в других регионах мира ее наоборот не хватает. Это обстоятельство приводит к дихотомии между либеральным конституционализмом и тенденцией к демократизации, что также порождает определенные «перекосы» в демократическом транзите и эволюции транснационализма. По мнению Закарии, идеальный вариант развития демократии будущего – делегируемость и республиканская форма правления.

Тем не менее, в современной политической мысли зарубежных стран можно обнаружить немало более радикальных точек зрения, касающихся будущего демократии и парламентских систем.

Футуролог О. Тоффлер, автор цикла популярных работ об обществе будущего («Футурошок», «Третья волна», «Метаморфозы власти»), считает, что демократию в новом тысячелетии ждут масштабные изменения, связанные, прежде всего, с крушением политической иерархии и закатом эры технократов, которые тщательно оберегали «вертикальные» властные структуры. Тоффлер отмечает, что сама суть политической власти не изменится, но она «сдвинется» [1], отойдет от политических структур прошлого. Новый этап развития политических систем будет характеризоваться так называемой адхократией[2] (от лат. ad hoc – по случаю, случайно). Адхократия предполагает отсутствие формальных и структурно целостных политических институтов и, напротив, опирается на временные комитеты и рабочие группы, задача которых заключается в решении частных и конкретных проблем, после чего эти политические акторы самоликвидируются.

Демократия в новую эру окажется во власти сетевых структур, что, в свою очередь, изменить и саму ее суть. Тоффлер описывает эту трансформацию в трех измерениях.

Во-первых, это принцип меньшинства. Демократия больше не будет существовать как власть большинства, так как большинство не поддается мобилизации. Наоборот, мы станем свидетелями становления конфигуративного демассифицированного общества, состоящего из мириадов меньшинств, которые, в свою очередь, потребуют создания новых институтов для разрешения конфликтов между ними. Эти институты должны дать сообществам возможность формирования мини-мажоритарных форм правления.

Во-вторых, это принцип полупрямой демократии. Политические процессы в будущем будут характеризоваться отказом от представительства интересов и желанием принимать собственные политические решений в рамках временных комитетов по отдельным вопросам.

И, наконец, в-третьих, это принцип разделения ответственности между национальным и региональным уровнями власти, что является логическим следствием изменения структуры политической элиты. Помимо этого, особое значение приобретут те решения, которые будут приниматься на транснациональном уровне реализации политической власти.

Еще одна яркая фигура в научной элите современных США – лингвист и скептик Н. Хомский, считающий, что демократия встала на неправильный путь развития, характеризующийся «согласием без согласия». По его мнению, демократия должна основываться на согласии управляемых по вопросам легитимности и эффективности демократических режимов. Проблема современного этапа развития демократии заключается в том, что большинство устраняется из сферы политического, а демократический режим превращается в элитарный, оставляя за собой только «метод принятия политических решений и конкурентной борьбы за голоса избирателей» (Й. Шумпетер). К тому же, современная демократия постоянно использует манипуляции массовым сознанием, и манипулирование становится стандартной чертой демократических обществ (Хомский приводит неподтвержденные данные о том, что 1/6 ВВП США – затраты на маркетинг и рекламу). Все это, разумеется, ведет демократию к кризису, итогом которого станет своеобразный тест на легитимность, которому будут подвергнуты не только решения, принимаемые демократическими правительствами, но и сами демократические институты. Результаты этого теста покажут, может ли и далее существовать подобный тип политического режима.

Еще одна нестандартная трактовка будущего демократии может быть обнаружена в коммунитарных теориях политики, прежде всего, во концепции А. Этциони. Коммунитаризм сформировался в конце 70-ы годов ХХ века как альтернатива и ответ неолиберализму. Коммунитаристы считают, что в основе социальных систем лежат не желания и цели отдельных людей, а приоритеты и интересы сообществ, коммьюнити, которые могут формироваться в любом секторе общественно-политической структуры. Этциони, в частности, отмечает, что следование интересам отдельных людей губительно, и задача правительства заключается в том, чтобы найти способ синтеза социального порядка и личной автономии. Такой синтез может быть достигнут в рамках «трехсекторной» модели, состоящей из государства, рынка, которые будут решать инструментальные задачи, и множества коммьюнити, приоритет которых – формирование у людей моральной ответственности за свои решения. Более того, нормативно-правовые акты не должны покрывать абсолютно все сферы принимаемых решений. Наоборот, обществу необходима определенная степень деполитизации и четкой институциональной дифференциации.

Следует отметить, что, помимо теоретических построений, А. Этциони также пытается реализовать коммунитарные идеи на практике. В 1992 году он опубликовал документ под названием «Коммунитарная платформа», а немногим позднее создал организацию «Коммунитарная сеть», которая пользуется большой популярностью у американцев. Эта популярность связана с идеологической нейтральностью коммунитаристов и наличием в их теории очень простой исходной посылки – любая точка зрения имеет право на существование. Судьба демократии же будет связана с возможностью государства проводить ангажированную политику и удовлетворять потребности множества коммьюнити, которые, в свою очередь, будут влиять на политический курс.

Особое место в исследованиях будущего демократии и парламентских систем занимает вопрос о построении такого типа политического режима в многосоставных обществах с сегментарными различиями (прежде всего, в странах Восточной Европы). Одна из наиболее авторитетных трактовок этой проблемы принадлежит А. Лейпхарту, автору концепции консоциативной демократии. По его мнению, в основе демократического процесса лежит сообщественность и политика аккомодации. Но эти в целом простые принципы постоянно нарушаются в многосоставных обществах, которые не так давно перешли к демократическому способу управления.

А. Лейпхарт разработал четыре принципа построения парламентской системы, которые позволят избежать политических кризисов в демократической эволюции. Во-первых, власть должна осуществляться большой коалицией политических лидеров, каждый из которых представляет отдельный сегмент общества. Во-вторых, представители сегментов должны обладать правом взаимного вето, которое должно реализовываться через правило «совпадающего большинства». В-третьих, главным принципом политического представительства должна быть пропорциональность. И, наконец, в четвертых, сегменты должны быть автономны во внутренней политике.

Стоит также отметить, что эти принципы «сработают» только при определенных условиях – примерное силовое равенство трех или четырех сегментов, умеренная многопартийность и малый размер страны.

Некоторые исследователи, например, Г. О’Доннел и Ф. Шмиттер, обращают внимание на проблемы перехода к демократическим режимам и вопрос о демократическом транзите. Упомянутые мыслители считают, что демократический транзит может осуществляться четырьмя способами: навязанный переход (недемократическая элита устанавливает нормативные правила, определяющие демократический процесс), пактированный переход (результат соглашения между конфликтующими политическими группами), реформистский переход (мобилизация населения и установление демократических институтов «снизу»), и, наконец, революция.

Г. О’Доннел и Ф. Шмиттер также отмечают, что XXI век станет эпохой постлиберальных демократий, в которых граждане перестанут играть ведущую роль в политическом процессе, а политическая инициатива перейдет к коллективным организациям. Итогом этого перехода станет формирование консолидированных демократий, опирающихся не столько на институты политического представительства, сколько на структуры гражданского общества, профсоюзы и региональный уровень власти.

Рассматривая вопрос о будущем демократии и парламентаризма, нельзя не упомянуть об идеях Р. Даля, который по праву считает одним из «интеллектуальных локомотивов» теорий демократии современности. Основной концепт Даля – полиархия, «власть многих», причем сам термин крайне многогранен и может пониматься как тип политического режима, как продукт демократизации, как нормативно-правовая система и т.д.

По факту же полиархия – это институты, дающие возможность контроля над деятельностью политической элиты. Существование этих институтов возможно только при выполнении критерием демократического процесса: эффективное участие, равное голосование, осведомленность о наличии политических альтернатив, контроль за повесткой дня, участие совершеннолетних в политическом процессе.

Как кажется на первый взгляд, в теории Даля нет ничего новаторского. Тем не менее, важно понимать, что «полиархия» и «демократия» не являются тождественными понятиями; полиархия – это предпосылка, источник истинной демократии, и большинство государств, называющих себя демократическими, по факту существуют как полиархические, и им только предстоит перейти к демократии как таковой.

Подводя итог нашего краткого исследования, можно выделить две основные линии, вокруг которых формируются представления о будущем демократии и парламентских систем в зарубежной политической науке нашего времени.

С одной стороны, это концепции и подходы, существующие преимущественно в американской политической публицистике и акцентирующие внимание на том, что демократия останется демократией, если ей удастся сплотиться, консолидироваться в противостоянии с другими политическими режимами.

С другой стороны, это более радикальные трактовки эволюции демократии и парламентаризма, авторы которых считают, что демократия не сохранит свой нынешний облик и претерпит масштабные изменения, вызванные социально-политическими процессами в новом тысячелетии.

На наш взгляд, наиболее вероятный сценарий расположен между этими двумя теоретическими «полюсами». Демократия, как и прежде, будет «властью народа», но механизмы реализации этой власти должны будут измениться.

История, которая по меткому определению Г. Моргентау является испытательным полигоном для теорий, даст окончательный ответ на этот вопрос.



[1] Необходимо отметить, что перевод названия одной из работ Тоффлера, «Метаморфозы власти», в целом некорректен. Оригинальное название – «Powershift», что можно перевести как «сдвиг» или «смещение власти».

[2] Сам термин введен в 1968 году У. Беннисом.